— Александр Дмитриевич, какова структура бюджета Российской академии наук?
— Начиная с 1999 года финансирование РАН из госбюджета с каждым годом растет. В этом году мы получим 25,2 млрд рублей — это примерно треть всех бюджетных расходов на гражданскую науку. Замечу, что эти деньги пойдут на финансирование только научных, а не вспомогательных учреждений РАН (например, наших медицинских центров). Динамика положительная, но общий уровень бюджета, конечно, еще очень низкий. Для сравнения: в США один средненький университет имеет бюджет в $1 млрд, а у нас таково финансирование более 400 институтов РАН.
Примерно половина государственных средств уходит на оплату коммунальных услуг, покупку оборудования, содержание имущества. Еще половина до сих пор приходилась на фонд оплаты труда 112,5 тыс. наших сотрудников, включая вспомогательный персонал. В результате уровень зарплаты, получаемой нашими сотрудниками из федерального бюджета до вступления в силу нового порядка оплаты труда (запущен с 1 мая), составлял в среднем 6 тыс. рублей в месяц.
— Известно, что кроме государственного финансирования бюджет РАН формируется и за счет собственной коммерческой деятельности.
— Да, мы зарабатываем примерно 40% нашего совокупного бюджета. Нередко наша коммерческая деятельность вызывает вопросы. Например, предметом пристального внимания является аренда имущества РАН. В условиях роста цен на недвижимость неудивительно, что объем доходов от аренды помещений с каждым годом растет. Вместе с тем в 2005 году она принесла РАН всего 1,2 млрд рублей. Как видите, в процентном отношении эта цифра невелика, так что попытка представить академию в качестве рантье неубедительна. В основном наши коммерческие доходы — это средства, получаемые за выполнение научных разработок по заказам государственных и бизнес-структур. Важно иметь в виду, что ситуация неодинакова по отдельным институтам. Отчасти это связано с менеджерскими способностями их руководителей. Но, по нашей оценке, существенно в большей степени здесь сказывается коммерческий потенциал разных научных направлений. Скажем, одно дело — люди, изучающие санскрит, другое — системные программисты. Есть институты, в которых доля бюджетного финансирования составляет менее 20%. Есть институты, которые полностью зависят от бюджета. Но это не значит, что они неэффективны и подлежат закрытию.
— Коммерческие доходы РАН преимущественно формируются за счет хоздоговоров или оплаты непосредственно исследований?
— В основном от хоздоговоров. Есть, конечно, договор с ГМК «Норильский никель» по исследованиям в области водородной энергетики. Эта программа тоже ориентирована на практические результаты, но без исследований здесь не обойтись и заказчик их оплачивает. К сожалению, правовые условия, в которых работает РАН, ставят перед нашими институтами ряд существенных ограничений в коммерческой сфере. Наши институты, например, не могут создавать совместные предприятия с бизнесом. С одной стороны, это выглядит вполне логично. Организация РАН — это учреждение, которое оперирует средствами своего учредителя, и было бы странно, если бы она имела право рисковать этими средствами, вкладывать часть активов в рисковые проекты. С другой стороны, такая ситуация сильно тормозит наше развитие. Нужны новые решения, создающие условия для более глубоких взаимосвязей бизнеса и институтов РАН.
— Когда в правительстве принималось постановление о повышении оплаты труда научных работников, споры шли о том, как можно оценить труд ученого. Какова позиция РАН в этом вопросе?
— Нам часто говорят, что РАН — такая заскорузлая организация, которая держится за сметное финансирование институтов, а оно в свою очередь неэффективно, потому что финансируется не результат, а нахождение человека на работе. Все приводимые аргументы укладываются в логику бюджетирования, ориентированного на результат, которое претворяется в России. Я сам экономист и считаю, что эти рассуждения, как бы сказать помягче, очень прямолинейны. А жизнь не прямолинейна. Если бы такого рода рассуждения были верны, то нигде бы не существовала повременная форма оплаты труда. Но она существует, как и множество других вариантов оплаты. Почему? Не потому, что люди не понимают, что платить надо за результат, а не за просиживание штанов. Просто есть комплексные виды деятельности. Например, моя помощница готовит мне документы, отвечает на звонки, подает кофе во время встреч в кабинете и многое другое. Платить ей за каждый вид работы невозможно. Но даже если так сделать, то появятся выгодные и невыгодные виды работы. Она бы, например, готовила кофе, но не отвечала на телефонные звонки и т. п. Поэтому во всем мире секретарям платят повременно. А эффективность их труда оценивает начальник. Наука относится к видам деятельности, где результат вообще заранее не определен. Особенно это касается фундаментальных исследований. С другой стороны, этот вид деятельности очень конкурентен. Настоящий ученый — очень честолюбивый человек, который борется за то, чтобы быть первым. Это неудивительно: ведь в науке производятся исключительно «уникальные блага». Таблицу умножения можно изобрести только один раз.
— То есть вы считаете, что оплата труда должна осуществляться по принципу венчурного финансирования?
— Думаю, что эта аналогия оправданна. Практика показала эффективность сочетания базового финансирования, позволяющего ученым спокойно работать, и стимулирующих выплат, тем или иным образом привязанных к полученному результату. Опасение, что при существовании четких окладов люди будут ходить на работу и ничего не делать, не отвечает упомянутым особенностям научной деятельности. Конечно, в любом учреждении есть так называемый балласт. Нужно стремиться к тому, чтобы он не превосходил «предельно допустимую норму». Но борьба с ним при помощи примитивной сдельщины способна нанести науке урон, масштабы которого многократно превышают максимально возможный выигрыш.
Мы спорим с Министерством образования и науки о том, каким образом нужно распределять стимулирующие надбавки. Мы не возражаем, чтобы для этого применялся рейтинг. Но нельзя все доводить до абсурда. Невозможно за счет системы формальных показателей обосновать, что один ученый на 15% лучше другого. Это можно оценить только экспертным путем. И сделать это может только сама РАН.
— Как раз в этом и состоит главная претензия чиновников: РАН сама себя хочет оценивать…
— Простите, а кто может оценивать работу ученых? Ответ однозначен. Никто, кроме их коллег, не сможет этого сделать. Мы можем поступать, как Финляндия, приглашать иностранных ученых, платить им деньги, чтобы они проводили здесь научный аудит. На наш взгляд, в нынешних финансовых условиях это было бы экзотикой.
— Вопрос о реформировании РАН всегда упирается в принадлежащее ей имущество. Несколько лет назад, когда возникли споры по налогу на имущество, сама РАН оценила его стоимость в 70 млрд рублей. Почему так мало?
— Это балансовая оценка всего имущества. Она адекватна в той мере, в которой бухгалтерская оценка соответствует действительности. Но все мы прекрасно понимаем, что рыночная стоимость имущества РАН существенно отличается от балансовой. Но вот вопрос: что из этого следует? Для ответа на него нужно прежде всего понять, что академия может делать с имуществом, а чего не может.
Законом о науке РАН фактически переданы функции органа государственной власти по распоряжению находящимся в ее ведении федеральным имуществом. Именно поэтому академия уполномочена наделять входящие в ее состав организации имуществом на правах оперативного управления или хозяйственного ведения. А дальше уже сами институты и унитарные предприятия решают, как использовать недвижимость. Конечно, это не значит, что директора институтов тут могут вытворять все, что им захочется. По закону учреждения РАН имеют право сдавать в аренду лишь временно не используемые ими площади, причем выручаемые средства рассматриваются как дополнительное бюджетное финансирование. При этом для контроля существует специальное агентство, созданное РАН и Росимуществом, все арендные договоры проходят там экспертизу и в конечном счете утверждаются вице-президентами РАН. Сама же академия сегодня не может централизовывать арендные доходы и использовать их для решения общих задач: закон о науке не дает ей такого права. Кстати, коммерческая эффективность сдачи в аренду организациями РАН недвижимости весьма велика: по данным Росимущества, академия существенно опережает другие госорганизации по величине арендной платы за единицу сдаваемой площади.
Что касается земельных участков, то по Земельному кодексу они переданы РАН в постоянное пользование с обязанностью платить налог. Оценивать эту землю можно с точки зрения того, за сколько ее можно продать или сдать в аренду, но РАН не имеет права ни на то, ни на другое. Хотя, конечно, рыночная оценка земли очень большая. Но, подчеркиваю, распоряжаться нашей землей может только Росимущество.
— Другими словами, основные фонды у РАН большие, но пользоваться ими она не может?
— Смотря что вы имеете в виду. Разве использование имущества — это только получение от него денежных доходов? Разве его применение для целей фундаментальных исследований по определению неэффективно? Это неправильно, что любые дискуссии об эффективности использования имущества РАН всегда заканчиваются тем, сколько можно заработать на аренде институтов, расположенных на Ленинском проспекте в Москве. А еще лучше — разрушить их до основания и построить здесь гостиницы, торговые центры. Понятно, что они принесли бы больше денег, чем всемирно известный научный институт, от которого видимого рублевого дохода нет. Но это неверный подход к оценке эффективности РАН.
Я не говорю, что у нас в сфере управления недвижимостью все прекрасно. Проблем очень много. И с арендой, и с размещением лабораторий. Но мы против того, чтобы нас оценивали только как источник арендных платежей.
— Переходим к вопросу о реформе РАН. Что будет, если она превратится в «клуб ученых»?
— Если такая мера будет принята, российская фундаментальная наука будет просто разрушена. И хотя такой вариант, как хочется верить, маловероятен, определенным силам он по всей видимости был бы выгоден. Используются даже подленькие меры. Например, запускается тезис о готовности в этом случае платить всем академикам за звание не 20 тыс. рублей, как сейчас, а 200 тыс. Чтобы члены РАН затихли и не выступали против. Но мы академией не торгуем.
С нашей точки зрения, в основе своей академическая система организации науки эффективна. Взять, например, такой показатель, как индекс цитирования. По расчетам, проведенным Центральным экономико-математическим институтом, если соотносить различные принятые в мире показатели научной деятельности (индекс цитирования, количество получаемых патентов и т. д. и т. п.) с величиной финансирования РАН, то наша академия окажется одной из самых эффективных научных организаций в мире. То есть на один доллар отдача труда наших ученых очень высока.
Убежден, что финансирование фундаментальной науки должно осуществляться по принципу «вытянутой руки». Государство, оставляя за собой контрольные и надзорные функции, финансирует научное объединение, в данном случае РАН, которое самостоятельно распределяет средства по направлениям исследований и обеспечивает, таким образом, воспроизводство новых знаний. Конечно, эта система тоже не идеальна. Будут ошибки, будет лоббизм. Но только профессиональное сообщество может адекватно распределить финансовые средства. Вариант с «клубом ученых» и передачей всей собственности в подчинение тому или иному агентству будет иметь тяжелые последствия для страны.
— Тем не менее очевидно, что без реформирования управленческих структур в РАН не обойтись. Как вы относитесь к акционированию отдельных институтов?
— Хоть нас и обвиняют в консерватизме, мы давно предлагаем весьма далеко идущий вариант реформирования. Сами мы его реализовать сейчас не можем. Дело в том, что в случае акционирования любой нашей организации мы ее автоматически потеряем: она тут же поступит под юрисдикцию Росимущества. Поскольку не существует железобетонной стены между фундаментальной и прикладной наукой, мы предлагаем открыть в рамках РАН инновационно-коммерческий сектор. С этой целью нужно создать акционерную компанию, назовем ее «Активы РАН», учредителем которой стала бы с согласия государства академия. Тогда можно было бы акционировать отдельные исследовательские структуры, глубоко интегрированные в коммерческую деятельность, а также наши унитарные предприятия, передавая соответствующие пакеты акций в этот холдинг. Таким образом, будет сохранена принадлежность соответствующих структур РАН. С другой стороны, у акционированных организаций появится реальная возможность пользоваться всеми доступными рыночными инструментами для развития. А академия получила бы дополнительный источник финансирования основной деятельности в виде дивидендов. Но чтобы эта программа стала реальностью, нужны изменения правового характера, расширяющие права РАН во владении, пользовании и распоряжении федеральным имуществом.
Министерство образования и науки сужает задачу создания коммерческого сектора до вопроса об управлении площадями, сдаваемыми в аренду. Убежден, что этого делать ни в коем случае не следует.
— За три года РАН должна на 20% сократить персонал, а оставшимся будет повышена зарплата. Такое сокращение — это достаточная мера?
— Мы прекрасно понимали, что сложившееся положение обрекало науку на смерть. Потому что сюда не шла молодежь и не могла прийти из-за неприлично низкого уровня зарплаты. А часть оставшихся сотрудников фактически теряли научную связь с институтами. Формально они там числились, но зарабатывали на жизнь в других местах. По нашим оценкам, доля такого балласта — 20-25%. Но мы сокращаем сотрудников не потому, что таково условие увеличения финансирования. Мы убеждены, что если проведем это сокращение разумно, то это будет благом для РАН. Мы оставим людей, которые эффективно работают. Да, в 2008 году их будет 92 тыс., а не 112,5 тыс. человек. Но за три года бюджетная зарплата вырастет в пять раз с 6 тыс. до 30 тыс. рублей, и это создаст условия для притока молодежи в науку. Мы будем сокращать как основной, так и вспомогательный персонал, соотношение которых у нас примерно 50 на 50. Но вот повышение зарплат в меньшей мере затронет обслуживающий персонал. Это не наше решение. Обосновывая его, представители исполнительной власти ссылались на то, что бухгалтер в РАН не может получать больше, чем бухгалтер в другом бюджетном учреждении. Пришлось согласиться, хотя такое решение и создает напряжение в академии.
— А будет ли сокращен огромный аппарат президиума РАН?
— Ситуация с аппаратом очень сложная. Из-за недопустимо низкого уровня оплаты хорошие специалисты, необходимые для нормальной работы академии, просто разбегаются. Не вице-президенты, конечно, а простые сотрудники. Хотя и вице-президенты скоро будут получать в два раза меньше директоров институтов. Одним словом, мы считаем остро необходимым включить работников аппарата в общую реформу оплаты труда в академии. Сейчас идет работа над соответствующим постановлением правительства. При этом мы готовы провести единовременное сокращение аппарата на 20%, а уровень оплаты его сотрудников предлагаем соотнести с зарплатами научных сотрудников. Чтобы, например, начальник управления получал столько же, сколько директор института. Если решение этого вопроса будет затягиваться и дальше, то академия действительно превратится в «клуб ученых», потому что мы ничего не сможем делать.
Журнал «Финанс.» № 29 (166) 31 июля — 6 августа 2006 — Главная тема
Беседовал АЛЕКСАНДР ПОПОВ
Подписывайтесь на телеграм-канал Финсайд и потом не говорите, что вас не предупреждали: https://t.me/finside.