Павел, с чего начинался проект?
– Я показывал свой первый фильм в Роттердаме, впервые окунулся в атмосферу большого европейского фестиваля и понял, что критерии в мировой режиссуре все более размытые. Слишком много разрешено, слишком многие вещи можно списать на своеобразие стиля. Поэтому мне хотелось, чтобы мой первый кинотеатральный фильм был жанровым, триллером, чтобы помимо моих авторских задач я обрек себя на создание определенных, ожидаемых эффектов, «подставился», испытал себя. Тем более я верю, что создание свободного искусства начинается с создания рамок и ограничений. История о трех призраках была мобильной и ясной для восприятия, и это помогло запустить проект.
Много говорят о возрождении отечественного кинематографа, о становлении индустрии. Похоже на правду?
– Простыми фразами я не смогу описать степень бреда, существующего в нашем кинематографе. Индустрия запускает больше ста картин в год и не окупает себя, несколько фильмов делают основную кассу, остальные либо не попадают в прокат, либо убыточны. При этом – вал сериалов, при этом вы не можете в открытом доступе увидеть все цифры, всю финансовую аналитику по фильмам. Все во мраке. Я исполнительный продюсер «Мертвых дочерей»: мне важно, чтобы фильм заработал, и меня вообще вся эта сфера очень увлекает. Но в России этот азарт сходит на нет, потому что нет правил игры. Если какие-то проекты окупаются, то куда идут эти деньги? Почему нет нормальной киношколы? Ведь очевидно, что надо создать центр для талантливых и живых режиссеров, чтобы они собрались и ответили на вопрос, как снимать жанр, как рассказывать историю. У нас же конкретному сложному искусству создания фильмов учат отвлеченно. Хотя с талантом и энтузиазмом у нас все в порядке.
Чем можно объяснить нежелание продюсеров заниматься очевидными проблемами индустрии в целом?
– Люди, которые в России вкладывают деньги в кино, зарабатывали их другими способами, и по большей части инвестиции в производство фильмов – сфера туманная. Иногда кажется, что цели вернуть деньги нет. Люди, ничего в кино не понимающие и мало за него переживающие, пришли, когда умерла советская киноиндустрия. А она при всех ее страшных минусах и сопутствующих трагедиях дала честное, мощное, достойное кино и обогатила мировое искусство. Сегодня же, имея полную свободу, мы снимаем кино ужасающе мещанское и безнадежное по духу, непрофессиональное и конъюнктурное. Много ярких вспышек, но на системном уровне мы выращиваем кино без цели, без больших горизонтов, без мечты, которая всегда должна быть у настоящих сумасшедших художников. При том что советское кино было еще и рентабельней в сотни раз, и дело тут не только в количестве залов. А сегодня часто зрители приходят на российский фильм и видят такое письмо из Простоквашино.
Как в России строятся отношения режиссера и продюсера?
– Вообще продюсер должен быть тем контролером, который гарантирует зрителям историю. Минимальную библейскую, ясную историю в каждом фильме. В российском же кино у людей очень слабо с логикой, с объективной картиной вещей, здесь крайне сложно определить цену таланта. Продюсеры наши не понимают, что, если они возьмут на картину режиссера, который даже байку за столом не может увлекательно рассказать, коммерческого фильма не получится. И их представления о том, что зритель жаждет тысячной картины про абстрактного бандита или предпринимателя, – бред. И еще нашим продюсерам нужно, чтобы фильм, снятый за $5 тыс. и выпущенный на двух экранах, собрал в прокате $4 млн, тогда они поверят в новых людей. Представляете, если бы Лукас, форменный аутист, в качестве сценария «Звездных войн» предоставивший студии язык роботов, встретился с русским продюсером?.. Нельзя жить старыми припасами, нужно создать новые идеи, мифы. У нас же все нацелено на то, чтобы паразитировать. Очень смешно, когда режиссер, выпускающий боевик, на вопрос о том, какие боевики он предпочитает, говорит: «Это не мой жанр». А у нас так происходит сплошь и рядом.
Как же вы нашли деньги на проект?
– Я делал трейлеры, клипы, рекламу. Продюсеры из кинокомпании «Централ Партнершип» знали, что я профессионал. В кино надо быть четким и ясным профессионалом. Чтобы выжить, завоевать доверие, чтобы показать, что ты умеешь работать в жестких условиях, находить общий язык с группой. В России на каждом проекте пытаются быстрее закончить съемки, потому что такому-то отделу это выгодно. Как фильм после этого сможет заработать деньги, никого не волнует. Члены моей группы были патриотами компании, вложившей средства в наш проект. Мы все сделали для того, чтобы их вернуть, создали отдельный сайт для тех, кто прокатывает фильм, для тех, кто пишет о кино, – чуть ли не впервые в мире. Бюджет в $1,3 млн – немного для нашего проекта, но я искренне благодарен и за это. Хотя пришлось отказаться от очень многих вещей. Денег на реализацию всех наших идей не давали. Ладно, ничего страшного, фильм стал более психологическим, но потом нам вынесли приговор: «Мало спецэффектов». Но в том-то и дело, что мы принимали это решение вместе с продюсерами, и эту профессиональную логику мало кто хочет понимать. А ведь мы создали мощный продукт, который можно продать в разные страны. Мы дошли до Голливуда, они делают римейк нашего фильма, какие еще нужны доказательства нашей профессиональной состоятельности?
На каком этапе к проекту подключились американцы?
– Еще до начала съемок мы сделали трейлер и англоязычный сайт. В надежде на то, что витрина хоррора, которая у нас есть, привлечет внимание в мире. Ведь в англоязычных странах люди бредят кино, для них это живой густонаселенный мир. Американцы узнали о нас, увидели ролики, постер, синопсис и вышли на нас на второй съемочный день. В США саму идею русского фильма ужасов восприняли как нечто оригинальное, неожиданное, подняли шум, стали писать о картине. Но самое интересное – приход американцев не произвел на продюсеров фильма никакого видимого впечатления. А я-то думал, что свершилось историческое событие. Это был какой-то сюрреализм: я долгое время пытался добиться от них какого-то ответа по правам. Потом наконец студия Gold Circle Films приобрела опцион на римейк. Они могут снимать сейчас, могут вообще не снимать, могут перепродать право кому-нибудь. Это сложно, это Голливуд. Но он все же логичней.
Надеетесь на коммерческий успех ленты в России?
– Надеюсь, пойму, что нам надо еще сделать в эти дни, чтобы донести фильм до нашего зрителя. Я в итоге рад тому, что у нас не было сумасшедшего рекламного бюджета. Значит, то, что лента соберет, будет действительной реакцией людей на эту историю и на наш конкретный труд. Это хорошо. Именно так и надо делать первые проекты, доказывая свою состоятельность.
i
Павел Руминов родился в 1974 году во Владивостоке. Работал в рекламе, занимался политическим пиаром, снял несколько десятков видеоклипов и трейлеров. Первый фильм по собственному сценарию выпустил в 2004 году – 53-минутную, снятую на «цифру» ленту Deadline. За ней последовали «Человек, который молчал» и «Записка». 1 февраля в российский прокат на 300 копиях выходят «Мертвые дочери». Права на римейк куплены американской студией Gold Circle Films еще до окончания работы над оригинальной версией.
Журнал «Финанс.» №4 (190) 29 января — 4 февраля 2007 — Отдых
Беседовала Маргарита Удовиченко
Подписывайтесь на телеграм-канал Финсайд и потом не говорите, что вас не предупреждали: https://t.me/finside.