— Сообщалось, что текст концепции законопроекта об инсайдерской торговле и манипулировании ценами прошел необходимые согласования. Не возникло ли сложностей?
— На уровне министерств документ был встречен с большим пониманием. Процесс согласования шел непросто, но разногласия касались исключительно технических аспектов. Что касается сути будущего закона и необходимости его принятия, то эти вопросы уже никем не ставятся. И это очень приятно. Конечно, специалисты, принимавшие участие в обсуждении концепции, с чем-то соглашались, с чем-то нет. В этом смысле был абсолютно нормальный процесс. Сегодня уже очевидно, что все министерства, задействованные в работе над будущим законом, понимают необходимость его принятия, поэтому и поддержка с их стороны была.
— Сообщалось также, что параллельно с процессами согласования ФСФР пишет «черновой» вариант текста законопроекта. Учитывался ли в нем международный опыт?
— Конечно, мы учитываем международный опыт. Многие вопросы по противодействию инсайду и манипулированию ценами проработаны на уровне Евросоюза (ЕС). Европейский стандарт неплохой. Он небесспорен, но в целом всем понятен: профессионалы хорошо с ним знакомы. Специалисты из рабочих групп прописывают те или иные положения именно с учетом европейского опыта. В этом смысле все разработчики документа говорят на одном языке, понимая суть того, что необходимо прописать. Конечно, российская нормативная база создается на основе собственных реалий, но общеевропейские нормы нам очень помогают. Идеологических сложностей нет.
— А сама структура документа ориентирована на более подробный американский вариант или более общий европейский?
— Мы ориентируемся на более подробный вариант. Я думаю, лучше охватить меньше вопросов, но прописать их «от и до», чтобы все было понятно. Не надо создавать возможности для разночтений. В Европе рамочный формат характерен только для общих положений ЕС, но национальные законы прописаны очень подробно. В Германии, например, все нормы представлены самым детальным образом.
— Предыдущие варианты законопроекта доходили до Госдумы, но так и не были приняты. В чем сложности появления именно этого закона?
— Ни один закон нельзя рассматривать только с технической точки зрения — текст написан, значит, его надо принимать. Параллельно законотворческой деятельности в каждый момент времени идут процессы развития самого рынка. Растет интерес к России со стороны инвесторов, развиваются торговые площадки. И нынешнее состояние рынка позволяет говорить о необходимости принятия этого закона в полный голос. Конечно, и раньше было понятно, что он необходим, но все-таки рынок мог справиться и без этого документа. Мое личное мнение, что вводить жесткие нормативы на не совсем сложившемся рынке не только не оправданно, но и очень сложно. Разработчикам предыдущих законопроектов необходимо было учитывать специфику того периода. Ведь даже самим профучастникам не все до конца было ясно, еще не сложились ни рабочая терминология, ни образцы поведения на рынке. На этапе становления более важны процессы саморегулирования, так как профучастники могут сами определиться, как будут работать те или иные механизмы. И только потом, когда практика уже устоялась, регулятор может облечь ее в форму закона. Этот принцип не означает, что по определенным вопросам регулятор не может быть впереди. Но если он впереди, то должен делать все очень аккуратно и, пропагандируя передовые идеи, проводить большую разъяснительную работу. Потому что рынок чутко реагирует на любые изменения, он очень многогранен и, будучи сам по себе, строится в соответствии с клубной идеологией. Именно эту своеобразную клубность нам хотелось бы сохранить, потому что одними регулятивными мерами в области законодательства невозможно заставить людей соблюдать те или иные правила. Необходимо, чтобы они гордились тем, что вышли на рынок, чтобы понимали, что здесь есть определенные правила. Конечно, закон должен отсекать тех, кто практикует неблаговидные вещи.
— Существует ли единое понимание в определении терминов, которые будут положены в основу будущего закона?
— Единой точки зрения на рынке быть не может, это было бы неправильно. Рыночная среда очень разная — имеются конструктивные мнения и неконструктивные. Есть опыт зарубежных стран, который применим к российскому рынку и который можно заимствовать. И есть мнение регулятора, которое отчасти выражено в стратегии развития финансового рынка. Поэтому, конечно, процесс «наполнения» документа будет проведен с учетом различных взглядов и подходов. Мы планируем создать совет по вопросам развития рынка, который будет согласовывать все значимые для рынка документы, например, по Центральному депозитарию или маржинальной торговле. Это ведь не просто технические вопросы, это будущие модели работы рынка в целом. Поэтому согласование с профучастниками будет обязательно. Но надо еще раз повторить: ФСФР, безусловно, намного легче работать, чем предыдущему регулятору, пытавшемуся написать закон в среде, в которой еще не было четкого осознания многих вещей. Тогда что такое инсайд и манипулирование ценами каждый понимал по-своему. Сейчас основная терминология не только разработана, но с ней более или менее согласны и на рынке, и эксперты из министерств.
При определении инсайда необходимо учитывать множество аспектов — кто будет оценивать факт манипулирования, как должно идти расследование, кто будет судить и т. д. Именно эти вопросы являются ключевыми. Конечно, в ожидании нового закона все немного напуганы, такое бывает. Но дальнейшее развитие рынка без его принятия вряд ли возможно.
— Скажите, а возможно ли придание ФСФР каких-либо силовых функций, например по образцу американского регулятора?
— Нет, сейчас мы об этом не думаем. У ФСФР для этого нет ни сил, ни возможностей. Кроме того, американская Security Exchange Commission (SEC) более профессиональная организация. Хотелось бы, конечно, чтобы мнение регулятора учитывалось рынком в большей степени, но у нас нет такого арсенала средств, как у американцев. К примеру, у нас нет прослушивающих систем и мы не боремся за право носить оружие.
— Не случится ли так, что закон не будет работать?
— В законе мы четко пропишем, что такое инсайд и манипуляции, а также основные признаки сделок, совершаемых на основе таких правонарушений. Соответствующие критерии уже разработаны. Проблема в другом — в глубине осознания таких явлений, и это действительно сложно. Именно поэтому должно быть ясное понимание, что если нарушение не описано четко и не до конца понятна сама схема его реализации, то и соответствующие нормы в закон вносить нельзя. Это может привести к ситуации, когда к каждому участнику рынка надо будет приставить по милиционеру. Таких крайностей нужно избегать.
Необходимо четко обозначить понятийный аппарат. Например wash sales, что означает фиктивные продажи, сделки с ценными бумагами, не направленные на фактическое изменение права собственности по ценным бумагам. Здесь все понятно, все видно. Специалисты, работающие на рынке, сразу видят факт манипуляции. То есть вопросы якобы сложности — это от лукавого.
— В таком случае встает вопрос, а можно ли хоть одно дело по инсайду довести до конца?
— Можно и во всем разобраться, и дело до конца довести. В этом вопросе я вижу подвопрос — реальна ли ситуация на российском рынке, когда за подобные правонарушения действительно будут наказывать. На самом деле соответствующая законодательная база хорошо работает только в системах, построенных по клубному принципу, о чем я уже говорил. Есть, конечно, административные и уголовные наказания, но, по сути, люди должны понимать — все, что они делают, видит весь рынок и в дальнейшем им будет очень сложно продолжать работать. Раньше уже было такое — действовали третейские суды: разбирательства и наказания для нарушителей были очень жесткие. Участники очень дорожили своей репутацией, и вопрос был даже не в страхе наказания, а в том, как их будет воспринимать профсообщество. Поэтому акцент надо ставить не на технической стороне вопроса — как доказать факт использования инсайдерской информации или манипулирования ценами. Все дело в том, кто будет таким судьей, кому будет доверено сказать: «Слушай, ты не прав». Здесь, конечно, вопросы есть. Хотелось бы, чтобы суд был не третьей категории или периферийный. Такие суды могут быть справедливыми, но по профессиональным спорам их решения могут создать дополнительные проблемы для рынка.
В этом контексте сейчас обсуждаются разные модели. Наиболее глобальной и перспективной из них представляется создание специального суда, хотя сложно сказать, к чему в рамках существующей судебной системы его можно было бы «пристегнуть». Может быть, его можно было бы создать в форме национальной ассоциации, которой можно было бы передать часть полномочий по ведению дел неуголовного характера. Ведь рынок является самоочищающейся системой и хороших участников больше, чем плохих. Если это большинство вооружить правильным регламентом и возможностью проведения собственных расследований, как это было на заре становления российского рынка, то, думаю, модель заработает. Важно ведь, чтобы человек понимал, что он приходит в сообщество, которое его отвергнет, если почувствует в нем угрозу для своего развития. Создать именно такую систему и есть основная задача.
— Какую роль играют сейчас саморегулируемые организации (СРО)?
— Они конструктивно не готовы к подобной деятельности. Как минимум для этого необходима норма об обязательном членстве профучастников в СРО. Кроме того, саморегулируемые организации должны иметь полномочия для предотвращения таких нарушений, право проводить расследования по определенной категории дел. Активность их третейских судов вызывает вопросы и сейчас. По моей субъективной оценке, она не очень высока. Но, с другой стороны, можно разработать и собственные нормативы, а не ждать, когда регулятор укажет, что и как надо делать. СРО ведь задумывались именно в этих целях, и есть примеры, когда их требования даже опережают соответствующие положения регулятора. Иногда служба только начинает определять проблему, а участники рынка ее уже увидели и предложили способы решения. Такое тоже бывает.
— Прибавилось ли возможностей для нарушений с развитием интернет-трейдинга?
— Я не вижу здесь концептуальных проблем, это большей частью технологические особенности. Конечно, это своеобразный рынок, отличный от классического. Но он работает примерно по тем же правилам, используя иной способ связи. Поэтому такой рынок может охватывать другую аудиторию, более широкую и одновременно разрозненную. Но это не касается сути нарушений, связанных с инсайдом и манипулированием ценами.
— А что можно сказать о сроках появления закона об инсайде?
— Здесь тот случай, когда мы не торопимся с его написанием. Это с одной стороны, но с другой — рынку очень нужен этот закон. Получается странная ситуация: не хочется торопиться из-за опасения сделать не самый качественный документ, но в то же время и затягивать его подготовку нельзя. Многое будет зависеть и от работы совета по вопросам развития рынка, от конструктивности общего настроя. Мы работаем в соответствии с правительственным регламентом, но, если увидим, что документ не готов, сроки будем переносить. Хотя, конечно, приложим все усилия, чтобы закон появился как можно скорее.
— Насколько сильно принятие закона улучшит мнение о российском рынке со стороны западных инвесторов?
— Без сомнения, очень сильно. Не секрет, что западные компании открывают у нас офисы. Отчасти это происходит от их желания узнать, что происходит в России. Без сведений изнутри на финансовых рынках работать очень сложно, и так поступать их заставляет потенциальный интерес к нашему рынку. Конечно, принятие закона всех проблем не решит, но позволит им работать в России более безопасно.
Журнал «Финанс.» № 32 (122) 5-11 сентября 2005 — Финансовые рынки
Беседовала ЭЛЬЗА БИКЧУРИНА
Подписывайтесь на телеграм-канал Финсайд и потом не говорите, что вас не предупреждали: https://t.me/finside.