— О видеоарте все говорят, но мало кто на самом деле понимает, что это такое и чем отличается от кинематографа…
— Я бы определила это так: если художник берет в руки кисть и окунает ее в масляную краску, получается живопись. Если же он работает с камерой, то созданный в итоге художественный продукт и называется видеоартом. Что касается кино, то оно изначально строится по другим законам. Кино, особенно американское, скорее относится к индустрии развлечений, к коммерции, нежели к искусству. Видеоарт напротив. Многие из художников, участвующих в фестивале, могли бы использовать более сложные и дорогостоящие технологии. Они этого не делают, довольствуясь простыми, даже трэшевыми приемами. Главное для них — нести идею новизны.
— Значит, видеоарт — это форма ради формы? Или в этих произведениях есть некий подтекст, второе дно?
— Подтекста не несет в себе только русско-английский разговорник. Просто в видеоарте по-другому расставляются акценты. Здесь иная система образов. Кинематограф наследует литературную вербальность, идет от слова. Сначала рождается словесная конструкция (сценарий), а потом ей придается вид картинки, изображения. Это, по мнению знаменитого режиссера Питера Гринуэя, существенно обедняет образность. Видеоарт изначально исходит из визуального и не слишком зависит от слова. Здесь идет поиск авангардной формы, но ее можно рассматривать и со смыслового ракурса.
— Этот ракурс может быть социальным?
— Да, вполне. Я разделила фестиваль на три части: в первый день будут показаны проекты, в основе которых лежит визуальная составляющая, во второй день будут программы документального толка, а в третий — те, которые содержат некий massage, навязчивое послание, которое художник хочет передать. Оно-то зачастую и бывает социальным. Художники обращаются к теме болезни, старости — болевым точкам нашего общества. Кроме того, мне кажется, что наш проект сам по себе глубоко социальный. Мы так его и позиционируем.
— Поговорим о фестивале. На пресс-конференции вы упомянули о некоей «пустырной» идеологии, которая лежит в основе этого мероприятия…
— Да, это моя любимая тема, и особенно она актуальна в нашей столице. В Москве люди стремятся захватить как можно больше комфортабельного жилого пространства. Мы же принципиально идем другим путем: в своих проектах задействуем площади, которые никому не нужны, — пустыри. Мы хотим вынести искусство из галерей и внедрить в городскую среду, но среду еще не освоенную, в которой мы создадим свою зону культуры. Впрочем, я не настаиваю, что это непременно должна быть Москва. Напротив, в столице, именно в силу ее купеческой традиционности, такие проекты приживаются довольно сложно. Зато все чаще появляются в провинции.
— Какой реакции вы ждете от неподготовленных зрителей, тех самых прохожих, которых вы хотите зацепить своим действом?
— Я смотрю на это не то чтобы пессимистично… Но если представить себе чашу весов, на которую, с одной стороны, положить кино и анимацию, а с другой — видеоарт, то, сколько бы мы ни добавляли видеоарта, первая чаша всегда перетянет. Когда зритель видит что-то новое, он, как правило, реагирует негативно. Но потом первый шок и недоумение проходят, и он начинает относиться к проявлениям современного искусства более спокойно, говоря себе: в этом что-то есть. Так что мы отчасти выполняем и роль просветителей. Страна постепенно преодолевает психологию тотального запрета, и люди учатся позитивно реагировать на любого рода начинания и активность, если они, разумеется, не направлены во зло. Что касается реакций, могу рассказать забавную историю. Недавно я вернулась из Екатеринбурга, где принимала участие в таком перформансе: просто писала мелом на заборе, специально для меня покрашенном под школьную доску, поток мыслей, заговаривая с прохожими только в письменном виде. Никто не оставался равнодушным. А один мужчина долго-долго наблюдал, а потом изрек: «Но ведь это никому не мешает!» Мне это кажется замечательной формулировкой.
— В каждом виде искусства есть свои лидеры. Кого в видеоарте вы могли бы назвать художником высшей марки?
— Художников с большой буквы очень и очень мало. Это творческий союз Владислава Ефимова и Аристарха Чернышева (последний, кстати, представит на фестивале медиапроект «Новый век телевидения». — «Финанс.»). Это новосибирская группа «Синие носы», которая принимала участие в Венецианской биеннале современного искусства, в частности Вячеслав Мизин, Александр Шабуров, Константин Скотников, недавно умерший Максим Зонов. Это Олег Кулик и мастер в области новейших технологий Сергей Шутов.
— А что бы вы могли назвать идеальным художественным проектом?
— Для Москвы? Разобрать Кремль и собрать его заново. Я уверена, под такой проект мы легко нашли бы и мастеров, и спонсоров. Кстати, подобное в российской истории уже было: при Екатерине его разбирали, собираясь построить новый, а потом передумали и вернули все на свои места.
— Жаль, тогда не было видеокамеры…
Журнал «Финанс.» № 23 (18-24 август 2003) — Личное
Юлия Гордиенко
Подписывайтесь на телеграм-канал Финсайд и потом не говорите, что вас не предупреждали: https://t.me/finside.