Для подобной выставки «Ретроспектива» — название, пожалуй, не совсем привычное. Оно больше подходит почтенным седовласым мэтрам, подводящим финальную черту под своей жизнью в искусстве. Сорокалетнему, кочующему между Москвой и Берлином Анатолию Журавлеву, который появился на российской арт-сцене в конце 80-х и запомнился смелым по тем временам перформансом — сидением в надутой воздухом пятиметровой полиэтиленовой трубе на пару с телевизором, думать об итогах вроде бы еще рано. И поэтому его «Ретроспектива» немного о другом. О том, как мы видим и как мы воспринимаем мир. И о том, может ли это восприятие быть объективным. Особенно теперь, в эпоху массовых коммуникаций.
Рассматривая выставку, то и дело набредаешь на серии крохотных, с человеческий ноготок фотографий. Впрочем, мал золотник, да дорог: после того как на Берлинской биеннале работу Анатолия Журавлева купил Deutsche Bank, цены на каждую миниатюру взлетели с $30-50 до $150. Микроскопические квадратики фото образуют круги и эллипсы, вытягиваются в строгую черно-белую струнку, они приклеены к концу причудливо изогнутой проволоки или собраны в гроздья прозрачных шариков, будто сияющие елочные игрушки. «Что важнее: размер или содержание?» — задает зрителю головоломку автор и, кажется, пытается спровоцировать нас на более трепетное отношение к прекрасному: от его миниатюр не отделаешься поверхностным скользящим взглядом — к ним надо подойти вплотную. Сначала фото разглядываешь с увлечением, когда обнаруживаешь знакомые лица Джека Николсона или Кейт Мосс, потом — с недоумением, когда пытаешься различить очертания небоскребов и городских ландшафтов, никак не втискивающихся в формат 8х10 мм, а в конце концов и вовсе протираешь глаза, уже с трудом реагирующие на пестрые стаи квадратов.
Гораздо больше интригует другая серия — «Невозможные фотографии», где фотохудожник ставит под сомнение само понимание исторической достоверности, которая, казалось бы, стала неким синонимом фотоискусства. «Рим во времена императора Константина», «Бразилия начала XIX века», «Египет в конце XVIII века» — невозможность этих фотографий в том, что они словно проросли из времени, когда фотоаппаратов просто не существовало. Недокументальные кадры — пересъемка со старинных гравюр — оказываются сродни исторической беллетристике: они не могут претендовать на подлинность, но вместе с тем заставляют ожить время.
Впрочем, «Невозможные фотографии» не приковывают к себе с первого взгляда. Они размыты, туманны, неочевидны, их нужно смаковать и постигать, стараясь проникнуться авторской фантазией. Зато серия «Апостолы» цепляет своей абсолютной жизненностью. Это, конечно, не натуральные фотосъемки учеников Христа, но чья-то потрясающая работа с гримом и пластикой, абсолютное попадание в образ… Так думаешь, пока не подходишь к самому Анатолию Журавлеву, который с ходу опровергает все догадки и теории: отнюдь не постановочная фотография, а, как и в «Невозможных фотографиях», тщательная и скрупулезная пересъемка с помощью различных камер со старинных деревянных скульптур. Фотограф заглядывает в душу мертвому материалу, и тот раскрывается, обретает осмысленный взгляд — кажется вот-вот и он изречет — не скорбную проповедь, а что-то почти изящное: апостолов Анатолия Журавлева издалека можно спутать с задумавшимся Аполлоном.
Это, собственно, и есть один из главных замыслов автора: выстроить собственные отношения с реальностью. Отношения, правда, чуточку лукавые, потому как Анатолий Журавлев создает лишь иллюзию подлинности. Его работы — размышление на тему того, каким может быть фотографическое изображение: метровым, миниатюрным, узнаваемым, как фотографии Джека Николсона, абстрактным и текстурным, как снимки серии «Пигмент», — да в принципе любым. Главное — достоверным и невозможным одновременно.
Журнал «Финанс.» № 28 (69) 2-8 августа 2004 — Отдых
Юлия Гордиенко
Подписывайтесь на телеграм-канал Финсайд и потом не говорите, что вас не предупреждали: https://t.me/finside.