Анджей Вайда — современник бесов

От Анджея Вайды ждали чего-то грандиозного, внушительного и чуть ли не равновеликого самому Достоевскому — уж слишком масштабен талант польского режиссера, слишком близки ему герои писателя, над образами которых он колдует и в театре, и в кино вот уже 30 лет. Да и пан Вайда на спектакль в «Современнике» возлагал миссию особую: по неоднократному признанию, постановка «Бесов» с русскими актерами для него — возможность не только еще раз «приблизиться к гению Достоевского», но и услышать наконец, как звучат слова романа-предупреждения на родном для автора языке. Тем не менее спектакль получился каким-то сырым, несыгранным, почти неловким. В ряде ролей Анджей Вайда сделал ставку на молодых актеров, но сказать, что они отыграли спектакль блестяще, было бы сильным преувеличением.

…Все начинается неожиданно и резко. «Я, Николай Ставрогин, отставной офицер, в 186- году жил в Петербурге, предаваясь разврату, в котором не находил удовольствия». Даже не с конца — с приложения, со скандальной исповеди Николая Ставрогина — с главы «У Тихона», которую в свое время издатель Достоевского Михаил Катков печатать наотрез отказался. Николай Ставрогин (Владислав Ветров), как на краю обрыва, сидит у кромки идущей под уклон сцены и деланно равнодушным тоном исповедуется в грехе совращения малолетней самоубийцы Матреши, чтобы по окончании эпизода упасть навзничь и корчиться, корчиться в страшном эпилептическом, бесовском припадке…

Ставрогин у Ветрова выходит вполне адекватным: «ни холоден, ни горяч». Пожалуй, лишь излишне демоничен для человека, для которого не существует ни добра, ни зла. С образами остальных героев в спектакле происходят какие-то странные недоразумения. Взять хоть Кириллова. У Достоевского это характер мрачный, сосредоточенный — это безумец, зацикленный на единственной мысли: сознательно лишить себя жизни и достичь этим высшей свободы. У Дмитрия Жамойды получается какой-то двусмысленный тип с замашками мужчины нетрадиционной ориентации. Это такой-то хочет «Богом стать»?.. Шатов (Сергей Гирин) выдается, пожалуй, только очками а-ля Гарри Поттер и медвежьей походкой, Даша (Елена Корикова) похожа на французскую горничную. Лиза Дроздова, роль которой, видимо, по фамильному критерию отдана Ольге Дроздовой, выходит не порывистой и насмешливой, находящейся на грани нервного срыва барышней, а безжизненной куклой. Елена Яковлева, которой досталась роль слабоумной хромоножки и законной супруги Ставрогина Марьи Тимофеевны Лебядкиной, несмотря на видимые старания, тоже зачастую попадает мимо образа: ее движения неестественны, судорожны, она захлебывается в каких-то старушечьих завываниях и сильнее всего походит не на умалишенную, а на играющую ее актрису. Но больше всего вопросов вызывает Петр Верховенский в исполнении актера Александра Хованского. Прообраз персонажа Сергей Нечаев — анархист, «разрушитель», «поджигатель основ» — был наделен сильной харизмой со знаком минус. Александр Хованский очень пытается эту самую харизму выказать: говорит сквозь зубы, добавляет к голосу металлический оттенок, заканчивает каждую фразу сквозящей в тоне угрозой. Но хоть он и проделывает это со старательностью упорного школьника, Петруша выходит, по характерному словечку самого Достоевского, каким-то «мелкотравчатым».

Серьезных и сильных актерских работ в «Бесах» только две: разнузданный и вечно пьяненький капитан Лебядкин в исполнении Сергея Гармаша и Степан Трофимович Верховенский, которого играет Игорь Кваша. Первый кривляется, шутовствует и юродствует, читает «басню Крылова собственного сочинения», то с деланным пафосом и хитрым прищуром исполняет душераздирающий монолог, то перескакивает вдруг на униженные и кривляющиеся интонации… Второму удается создать очень точный, «достоевский» образ Степана Трофимовича — жалкого, слабохарактерного любителя пышных французских фраз, непрактичного, беспомощного и удивительно трогательного.

…Череду часто сменяющихся сцен хочется назвать калейдоскопом, но это не так: в спектакле совсем нет ярких красок. Только черное, белое, серое — как старинный дагерротип, как немое кино, как отражение в мутной реке. По сцене кружат черные бесы, их искаженные вопли то и дело разносятся из динамиков. Анджей Вайда вслед за Достоевским предостерегает от прошлых и будущих бесов разрушения и нечаевщины, от пут манипуляторов, нажимающих рычажки, смазывающих колесики, запускающих кровавый механизм будущих репрессий. Но достаточно ли слова и предсказания Достоевского услышаны здесь, в России? — спрашивает режиссер. Покинули ли ее бесы? И наступило ли время исцеления?..

Журнал «Финанс.» № 11 (52) 22-28 марта 2004 — Отдых
Юлия Гордиенко

Подписывайтесь на телеграм-канал Финсайд и потом не говорите, что вас не предупреждали: https://t.me/finside.