Предваряем первый и вполне закономерный вопрос: Тарковский — тот самый. Точнее, из семьи тех самых, Арсения и Андрея, которые приходятся ему соответственно дедом и дядей. Впрочем, родовую фамилию в качестве ключа в литературный мир он никогда не использовал, да и вообще долгое время о писательстве не помышлял: в 80-х уехал из Москвы в Сибирь, в село Бахта, чтобы стать таежным охотником. Постепенно на свет стали появляться небольшие рассказы, которые он сначала читал лишь своим односельчанам. Теперь Тарковского приглашают на книжную ярмарку во Франкфурт и переводят на четыре языка.
Проза Михаила Тарковского производит впечатление. От такой мы даже и отвыкли: чистой, ясной и крепкой, как сибирский мороз. Без заигрывания с публикой, без постмодернистских изысков, без убогости криминального сюжета и даже без ненормативной лексики. Одним словом, постреализм, замешанный на традициях деревенской прозы. Открываешь с сомнением: да разве это еще читают? И невольно втягиваешься, поддаваясь автору, который зовет вон из Москвы и больших городов и приводит на берега Енисея, и обдает струей морозного воздуха, и говорит: дыши.
— Мне важно передать ощущение Енисея и какой-то внутренней свободы, добраться до сердцевины собственного взгляда на жизнь, очистить себя, будто луковицу, — шкурку за шкуркой. Хочется передать настроение людей, которые живут рядом, их отношения с этой трудной, грубой и прекрасной жизнью. Схватить ощущение какого-то ветра этой жизни — сильного, тугого чувства.
— Говорят, любовь к Енисею в вас воспитала бабушка?
— Скорее не воспитала, а заронила. К тому же в детстве мы читали очень много таежных романов и отчаянно мечтали о Сибири. Тогда это было в порядке вещей.
— Андрей Тарковский ведь тоже бывал в Сибири?
— Да, бабушка много об этом рассказывала. Правда, все путала. Говорила, что на Енисее сильные шторма из-за того, что берега крутые, и волна гуляет и сама себя разгоняет. Придумала такой вот вечный двигатель. А дядя ездил в экспедицию на Курейку — Курейскую ГЭС. Это на самом севере, на Полярном круге.
— А сам он что-нибудь рассказывал?
— Дело в том, что только в последние годы я стал дорастать до того, чтобы быть ему интересным собеседником. Пока был мальчишкой, какие там особенные разговоры? А когда повзрослел и поехал на Енисей, он уже жил за границей. Мы встречались несколько раз и разговаривали по телефону. Я его расспрашивал, речь зашла о Енисее, и он сказал: «Отличные места, там надо жить». Не думаю, чтобы он как-то лукавил: он вообще был человек впечатлительный.
— И как же надо жить в тайге?
— Тайга — это прежде всего труд. Когда начинают говорить о романтике тайги, люди, которые имеют к ней отношение, сразу же кривятся. Вообще, профессия охотника-промысловика, можно сказать, вершина таежной жизни: ближе к природе человек уже не бывает. Мне хотелось уйти в охотники, и я эту мечту осуществил, хоть сейчас ее и сложно совмещать с писательством. Таежная жизнь строится исключительно на труде, нет никакой романтики, а есть только дела, которые ты должен делать. И самое главное, самое ценное, на мой взгляд, что при этом образе жизни человек должен быть всесторонне умелым, он должен уметь обращаться и с топором, и с сетями, и с моторами — со всем на свете.
— Охотитесь в одиночку?
— Все охотятся по одному — в бытовом плане так удобнее. Проводим в лесах несколько месяцев, встречаясь с охотниками раз в две недели в какой-нибудь общей избушке. Рассказываем о своих приключениях — эти моменты ни с чем нельзя сравнить.
— О чем думается там, в тайге?
— Думается обо всем и думается глобально. Обо всей планете, о прожитой жизни, о друзьях и родственниках, о прочитанных книгах. Там наступает какая-то кристальная ясность! Если ты, конечно, не валишься сразу с ног и не засыпаешь…
Поначалу читать Тарковского не то чтобы сложно, скорее непривычно: ты будто оказываешься внутри той, таежной жизни. Непривычны и обильные диалектизмы, и подробности быта, который прописан очень тщательно, любовно, выпукло. Подчас начинает казаться, что проза Тарковского и состоит из этих деталей, из описаний тяжелого мужского труда, из пейзажей и северного ветра. И все же это только фон, который ярче высвечивает человеческие характеры. «Тайга, как война, обостряет все чувства и отношения, — говорит Тарковский. — И за этой необычной обстановкой скрываются очень серьезные и важные вещи: любовь, смерть, отношение к природе — те главные жизненные узлы, которые всегда были в сознании русского человека».
Журнал «Финанс.» № 32 (20-26 октябрь 2003) — Отдых
Беседовала ЮЛИЯ ГОРДИЕНКО
Подписывайтесь на телеграм-канал Финсайд и потом не говорите, что вас не предупреждали: https://t.me/finside.